Во втором зале их усадили в удобные кресла. Девушки, уже в оранжевых одеяниях, подстригали ногти, мазали стопы и руки душистым маслом, обрабатывали царапины и ушибы.
В третьем зале им дали просторные светлые балахоны.
– Раджа примет вас вечером, – проводник учтиво поклонился. – Сейчас вас накормят. После этого можете погулять в саду, поиграть в шахматы, или отправиться на покой.
– Мы польщены любезностью правителя к незнакомцам – Авенир поклонился в ответ. – И рады принимать его блага, но есть ли причина столь радушного приёма?
Проводник поклонился:
– Если дело касается любимцев раджи, то эта учтивость – меньшее, что он может сделать. Если же вы обманули правителя, то перед казнью преступникам, как уходящим из мира сего, следует оказать надлежащую заботу. Это меньшее, что он может сделать.
– Чем-то их гостеприимство похоже на прием джунгар. Накормят, напоят, спать уложат. И голову снесут, как заснешь. – Авенир разглядывал статуэтку пузатого божка. Змееподобное существо с необъятным животом, раскрашенное в бронзовый и лиловый, довольно улыбалось, огоньки сфер играли на полированной лысине, на руках и ногах умещалось по восемь пальцев.
– Джунгары мне нравятся больше, – Марх, не теряя времени даром, опустил в суму шелковый платок и серебряную чашку.
– Ребята грубые, но со всей душой к гостям. А банги – народ хитрющий. Не знаешь, за какой улыбкой кинжал прячут. Кинь мне эту фигурку, – сабельщик взвесил изваяние на ладони. – Слоновая кость. На базаре дадут пару золотых. Может быть даже роял выторгуем.
Марх застегнул ремни, задвинул суму под стол:
– Банги – не джунгары. Джунгары любят силу, банги – хитрость и ум. Джунгары любят крепкие напитки, борьбу и плотские утехи, банги – музыку, созерцание и загадки. Они это зовут – «эстетические наслаждения», – Марх скривил мину, будто перед ним верблюд сделал лепешку. – Так что девушек для услады здесь не дождёмся. Можешь глазеть и велеречить, но лишь тронь – руку отсекут. Пойдем прогуляемся, а то подумают, что мы урнинги.
Стоял великолепный летний вечер. Авенир ощутил легкую печаль, перемежающуюся счастьем. Он был в безопасности (по крайней мере, сейчас), чист, сыт и здоров. Суетные дни не оставляли времени на размышление и вот, наконец, он мог предаться думам. Было тепло и сухо, в воздухе разливались цветочные ароматы. Инжирные деревья образовали лабиринт, в рядах через каждые сто шагов были устроены уютные альковы – можно бродить в саду весь день, наслаждаясь вкусом плодов и отдыхая в мягких ложах.
У раскидистого, похожего на кипарис, дерева служанка собирала ярко-желтые с коричневыми точками плоды. Невысокая и хрупкая, в зеленом с золотой каймой сари и тугой черной косой, доходящей до лодыжек. Руки и шея расписаны хной. Девушка увидела мужчин и улыбнулась:
– Приветствую новых гостей Бангхилла. А вы пробовали руэго – это драгоценное дерево с приятными плодами? Оно достается редким гостям, многие цари их жаждут, но тщетно.
Марх учтиво поклонился:
– О, благодарю! Я слышал о руэго от многих, пробовал лишь однажды и пряность его до сих пор со мной. Желал бы и еще раз вкусить его, ведь остальные фрукты – лишь слабая его тень.
Служанка едва заметно улыбнулась и, не спеша, скрылась в фруктовой чаще. Авенир поднял один из плодов, попробовал и зажмурился:
– Какая гадость!
– Зачем ты ешь мыльное дерево? – Марх закатил глаза, театрально заломил руки. – Ну почему у всех чародеев такие странные пристрастия в еде?
– Но вы же говорили о руэго!
За поворотом они наткнулись на высокого широкоплечего охранника. Меднокожий банг, коротко бритый, с густой белой бородой, внимательно смотрел на сабельщика. Он был одет не так, как все придворные стражи – в красное с зеленым. На бедре красовался черный кинжал с эбеновой рукоятью. Под рубахой колыхалась тонкая кольчужка.
– Гэрехем ронал абено.
Марх поклонился:
– Гэрехем ронал абено.
Авенир поклонился молча. Сабельщик дал знак, что пора уходить. В саду время пролетело незаметно. Солнце почти скрылось за окоём, расцветив небосвод огнем и кровью. Юноша вскинул бровь:
– Ты вывел нас в тренировочный лагерь?
Перед ними раскинулось плато из цветных плит. На трибунах молча сидели воины, охранники, служанки. Четыре трона по углам площади пустовали. На самой площади готовились к бою. Двое мужчин в одежде охранников заматывали кисти лоскутами. Женщина в штанах и безрукавке то растягивалась, то скручивалась в замысловатые узлы.
– Банги – странный народ, – Марх заговорил неожиданно, погрузившись в мысли. – Если все люди хотят быть свободными, то эти почитают высшим достоинством служить радже. При этом даже бедный крестьянин живет лучше нашего купца. Бедность для них – это выбор. Выбор духовного пути, отречения от мирских благ. Они болезнь считают наградой – ведь плоть умирает, а дух обретает силу. Отрёкшихся мирских благ зовут дервишами, перед ними трепещут, с ними советуются и почитают за великих пророков.
– Если их народ столь духовен и не принимает развлечений и простых радостей, то к чему устраивать турнир?
Сабельщик указал на низенького тощего старика с длинной тонкой бородой и алмазными глазами, в белых портках и такой же белой косоворотке:
– По традиции на турнире из оружия можно выбрать лишь бамбуковый шест или две бамбуковых палки. Орудие этого дервиша – его тело, полностью подчиненное духу. Никто не знает, сколько точно лет этому мастеру. Шифу. Он мало говорит, никого не берёт в ученики, его видят только на турнире.