Скорбь обняла юношу:
– Не бойся. Я не причинила ему вреда. Смотри.
Тело заискрилось, оранжевые струйки растекались по ветвям, фигура светлела и истончалась, пока не исчезла совсем. Будто из ниоткуда, ярко вспыхнув, возникла фигура, охваченная неземным пламенем. Огонь утих и Феанор узнал Олега.
– Страшно? – мужчина сочувствующе покачал головой. – Привыкай, если хочешь здесь жить. Ну что, дорогая – пойдем к тебе в обитель, или травной настойки сначала выпьем?
Настоятельница промолчала.
– Как знаешь, как знаешь. – Олег хмыкнул. – В обитель, так в обитель.
Ветви принялись расползаться и через несколько секунд они уже стояли на ровной открытой площадке. Ярко светило солнце, пригревало плечи, осенний ветер приятно трепал волосы.
Феанор воскликнул. Над дубами и вязами, кедрами и лохами возвышались гигантские вьюны. Каждый вьюн крепко опутал ткача, захватив усиками многочисленные паучьи конечности, не позволяя даже шелохнуть бритвой.
Олег хлопнул настоятельницу по ягодице:
– В пыль, значит, превратят. Хорошо, что мы мирно все обсудили, без драки?
Кони Феанора и Олега неторопливо плелись за конем настоятельницы. Та, возмущенная, пожелала не видеть их до самой обители.
Феанор наклонился к Олегу:
– Что это было?
– Что?
Царевич пожал плечами:
– Всё.
– А-а-а. Ну, так бы сразу и сказал. Это…
Олег взглянул на солнце. Рыжий шар плавил окоем, растекался по нему желтой лужей.
– Это, брат, любовь. Настоящая, сильная, бесконечная. Любим мы друг друга – мочи нет. И быть вместе не можем – когда долго рядом, готовы убить один другого.
– Я так и понял, – Феанор пожевал губу, подбирая слова. – А вот с тобой что произошло? Когда настоятельница тебе нож в сердце…
– Так вот ты про что! Это даже объяснять не надо, слишком просто. Я, понимаешь ли, человек-феникс. Возрождаться мне надо, иногда. А нож, он помогает.
– Не слушай этого краснобая, – Скорбь даже не оглянулась. – У Олега редкий дар – способность путешествовать по струнам времени. Протяженность ограничена тремя днями. То есть, он может вернуться на день-два в прошлое и прожить его до настоящего момента по-другому.
– Как это? – Феанор удивленно уставился на женщину.
– Каждый из нас идет своим путем. Я вижу путь от начала мира на сотни лет вперед. Кто-то помнит минувший путь от самого начала своего зачатия – это не так сложно, ты почти достиг. Олег же может забегать вперед и возвращаться назад. Пусть и ненадолго – зато полезно.
– Да-а-а, – мужчина улыбнулся. – Например, попали как-то в меня стрелой. Я на несколько секунд назад ушел и увернулся. А лучник глазами хлопает – ну, как ты сейчас – как это я успел его заметить? Руку за стрелами тянет – а их нет! Я на минуту вперед забежал – и стрелы все вытащил. Лучник опять поворачивается – а у лука тетива пережженная.
– Только вместо того, чтобы свой дар на пользу миру использовать, он им забавляется, как малое дитя! – Скорбь устало вздохнула. – С крестьянами шутки шутит. Охотников и рыбаков пугает. Среди князей местных смуту сеет.
– А нечего в мой лес ходить, деревья рубить да траву топтать!
Феанор удивленно наблюдал за их незлобной перебранкой. Скорбь из строгой холодной настоятельницы превратилась в живую чувствующую женщину.
«Это пройдет, когда мы приблизимся к обители».
Царевич потрепал коня по шее и погрузился в свои думы. Внутренний голос нашептывал странные мысли, в которых юному послушнику только предстояло разобраться.
Глава 15. Карта раздора
Караван Лавьена приблизился ко рву. Шириной в половину стадии провал настолько глубок, что дно теряется в клубящемся тумане – будто дым идет из преисподней, сердце останавливается от ужаса, а по спине льется холодный пот. Охранник ударил в гонг. Раздался мелодичный звон и объемные, обитые сталью плиты легко – будто были из небесного эфира – поплыли к краю рва, образуя мост. Замок на том краю южной стороной примыкал к отвесным неприступным скалам, за которыми, по легендам вздымало свои могучие волны смертельное море. Воды его имеют цвет крови, а существа, обитающие в глубинах, огромны и страшны. От владений царства замок отделяла пропасть. Сейчас через неё змеился узкий – запряженная четвёрка едва проскачет – зависший в воздухе серпантин. Днём «мост» был опущен, но поднимались смутные слухи о соглядатаях и диверсантах – пришлось возобновить не применявшиеся уже сотню лет досмотры, а на ночь запирать врата и убирать мост.
Да что там слухи. Это лишь явная, но небольшая рябь на поверхности. Внутри остался негласный конфликт со жрецами Манохи и странное убийство на выборе царевны в Осдерне. Феанор вернулся из Обители целым и невредимым, только осунулся, стал молчаливее, да исчез тот детский блеск в глазах. Оно и к лучшему. Путешествующего пешком молодого юношу в неспокойное время легко могли ограбить, или убить. А сейчас хоть осторожнее станет. Мудрость ведь в осторожности. И в хитрости.
Царевич провел караван через досмотр, разослал обозы по назначению: с провиантом – на кухню, со сталью – на кузню, с тканями – к Ильдефонсу. Полученное за торговлю и собранное с уделов поручил пересчитать и сложить в казну. Молодой бледный казначей Ригини угловато поклонился и увел «золотой» обоз в недра цитадели.
Из парилки Лавьен направился в свои покои. В оконце тускло светили звезды, и хотя царевич сутки не смыкал очей, сейчас ощущал бодрость. Повелев принести жареной дичи, царевич удобно растекся в широком мягком кресле. Он вернулся пару недель назад, только добрался до замка, увидел родных – но как все они изменились! Лавьен усмехнулся. Царские дети. Повзрослел он за эти три месяца поездок с Цуллануром. Кроме Манохи, они успели посетить Бангхилл и даже на пару дней заехали в Иоппию. Торговля, политика, религия. И все пытаются урвать лучшие куски. Без этого толстого, эмоционального снаружи и расчетливого изнутри, казначея, все хлопоты легли на него. Ригини ещё слишком молод, но управляем – это царевичу нравилось. Да и тяготы государственных дел Лавьену по нутру – как танец со змеями, или цирковые трюки. Быстры, увлекательны и рискованны. Он почему-то вспомнил сапоги, безнадежно испорченные озорной сестренкой Ионнель.