Сдоба таяла во рту, оставляя привкус смородины и меда. Кофе с корицей бодрил и Феанор едва сдержался, чтобы не опрокинуть весь глечик за раз. Он ел, не торопясь, сдерживаясь – дух должен властвовать над плотью, – но про себя отмечал, что еда не была так вкусна с тех пор, как он попал в обитель. Кровь потекла по жилам быстрее, захотелось жить – жить и радоваться.
Внутрь флэта вошел человек.
«Олег».
Приземистый, худой, в серых штанах и такой же серой рубахе, лыс и крепок, с одутловатым лицом, карими глазами, крепкими жилистыми руками и заскорузлыми ладонями.
«Соглядатай» – Феанор не поверил, что перед ним может стоять обычный крестьянин. Перед глазами всплывали образы прошлого. Феанору исполнилось два года, он уже уверенно ходил и забрёл в одну из комнат. В ней отец учил шестилетнего Лавьена, что в деле государства есть две мудрости. Первая мудрость – не выделяться. Вести политику нужно тихо, мирно, не раскрывая тайн Царства. Вторая мудрость – кричать о своих планах! Вычурность и крикливость возбуждают в противнике недоверие, он начинает искать скрытые замыслы, перестает обращать внимание на творящееся перед лицом.
– Приветствую тебя, странствующий по снам! – в хрипловатом дребезжащем голосе не было ни тени насмешки. – Зачем же так глубоко уходить в себя? Лучше не касаться того, что мудрая природа поместила за пределы памяти.
– Приветствую, незнакомец! – Феанор поспешно поклонился.
– Запомни, – в тоне мужчины появилась сухость. – Не ты взял себе эту жизнь – не тебе ее отбирать. Неизвестно, что произойдет завтра. Выйдет спасительный рассвет – а тебя уж нет.
– Я запомню, – царевич склонил голову.
– Олег.
Юноша непонимающе уставился на протянутую руку. Олег ухмыльнулся:
– Надо протянуть руку и пожать её.
– Зачем?
Мужчина вздохнул, сжал ладонь Феанора и потряс её:
– Древняя форма приветствия. Так и называется – рукопожатие.
Царевич потер пальцы:
– Не знаю про такое приветствие. В моей земле все кланяются.
Олег понимающе кивнул:
– Ты многого не знаешь. Да, поклоны удобнее. Рука за спиной может спокойно кинжал держать. Зачем пришел в Обитель?
– Учиться. Осваивать великую мудрость. А ты – соглядатай? – Феанор спохватился.
«Не хватало еще подставить себя. Ничто не помешает ему убить меня!»
Олег, похоже, прочитал его мысли, хохотнул:
– Конечно! И теперь мне придется тебя убить. Что глаза выпучил? Нет, не соглядатай. В древнем мире соглядатаев называли разведчиками – от слова «ведать». Или шпионами, от слова… – Олег потер лоб. – Не важно. Что собираешься делать?
Царевич развел руками:
– Отправлюсь домой. Сума при мне, я вынослив и крепок, до ближайшего селения доберусь – а там, с обозом, до Веллоэнса – месяц странствия.
– Ты вернешься в обитель! – в низком женском голосе не слышалось гнева – один металл.
На флэт взошла настоятельница обители – высокая, в окаймленном красным меандровым узором белом плаще, с капюшоном, открывающим лишь подбородок и тонкую линию губ. – Твое обучение не окончено!
Мужчина дружески потрепал онемевшего Феанора по плечу:
– Что, друг, думал так легко встанешь и уйдешь, куда глаза глядят? От этой женщины так просто не отделаться! Ай, вернуться бы в прошлое, да красотка?
– Ты остаешься ребенком, Олег! – раздраженно отмахнулась настоятельница. – Из-за твоей дурной выходки погружение не состоялось. Мы потеряли время!
– Время нельзя потерять. А вот человека – можно. – То, что выдержала ты… То, что обрёл я… Он не сможет это пережить. Человек не может сделать то, что сделали боги. Их деяния тебе не по зубам, милая.
– У мальчика есть дар…
– Как и всех предыдущих, которые погибли от твоей руки…
– У каждой войны есть своя цена!
– Нет никакой войны!
– Сейчас нет! – вскричала Скорбь – Но будет! И такая, что тысяча мертвецов покажется лишь искоркой в костре. Нужно предотвратить ее, погашать даже начатки возгорания, искоренять всякие очаги зарождающегося зла!
Олег странно улыбнулся. Глаза его заблестели, а лысина покрылась испариной.
– Нет никакой войны. То, что будет, изменить невозможно. Мы вольны распоряжаться только своей жизнью. Я не отдам тебе мальчика. Мое сознание тебе неподвластно.
Комната потемнела. Феанор заметил, что Скорбь распрямилась и будто выросла. Входы затянуло ветвями, вместо листьев на дереве появились острые темно-зеленые шипы.
– Отвори флэт, – прошипела женщина. – Отдай приказ своим лесным духам. Я не хочу убивать их, но сделаю это, если понадобится. Там, снаружи – три сотни вооруженных бритвами и иглами ткачей. Они превратят деревья в пыль.
Олег посерел, лицо стало хмурым:
– Ты играешь нечестно. Не втягивай в это хранителей. Если мальчик согласится идти на верную смерть – пусть идет. Но не смей подчинять его волю!
Скорбь и Олег посмотрели на Феанора. Царевич смущенно молвил:
– Я готов обучаться дальше. Если… Если буду жить здесь, в лесу. И, чтобы Вегедэ вернулась!
– Это будет отвлекать тебя от обучения! – возмущенно воскликнула Скорбь.
– Это поможет ему остаться человеком, – улыбнулся Олег. – Нельзя перетягивать струну. Вот помню…
Мужчину затрясло, он упал и принялся биться в конвульсиях. Глаза закатились, изо рта потекла тягучая желтая слизь. Настоятельница бросилась к Олегу, в руках появился кинжал. Синяя сталь прорвала кожу и вонзилась в сердце. Мужчина застыл в неестественной позе. Феанор застыл как вкопанный, глаза остекленели от ужаса. Тело пробила мелкая дрожь, царевич в бессилии рухнул на пол, градом покатились слезы.