Люди будут бояться твоих нечеловеческих сил. Ангелы никогда не примут объятого тьмой. Демоны же ненавидят всякое проявление света. Разрываемый тремя влечениями, ты будешь изгоем для всех – и людей, и ангелов и демонов. Вечный отшельник – достойная мука!
Моргот растворился в воздухе, перенесся за пределы острова. Всё также с неба лилась холодная противная вода, дул пронизывающий ледяной ветер. «Как же безобразен этот жалкий человеческий мирок». Ему, одному из первых отрекшихся, архидемону, повелителю огненного Еннома, пришлось нарушить свой покой из-за зова Ишгара, бунтаря – единственного, кто был сильнее него в тёмном царстве. Бывший ангел света питал ярую ненависть к этой маленькой планетке и к населявшим ее людям.
Тело пронзили молнии. Корчась от боли, Моргот напрягся изо всех сил, старался обнаружить хоть одного из светлых, но пространство пустовало. Из пустоты раздался гневный рык:
– Ты не исполнил мою волю!
Среди грозовых туч вырисовывался силуэт дракона. Глаза яростно горели синевой, чешуя зловеще блестела под струями дождя. Из пасти и ноздрей вырывались языки пламени. Бушующую стихию разорвало:
– Зачем позволил этому червю создать Царство под защитой Высшего? Оно отделит наш мир от мира людей и пробраться сможет лишь мелочь!
Моргот вспыхнул. Оранжевые языки поднимались от материализованного тела, серая шкура раскалилась докрасна, от демона повалил пар. Сил у Ишгара было больше, но властитель Еннома тоже не из слабых, так запросто не сдаётся:
– Правитель, ты никогда не объяснял нам замыслов, связанных с этим мирком. Зачем захватывать бренную плоть, когда нужно готовиться к битве с духами Высшего? Мы тратим время на какую-то возню в грязи, вместо серьезных дел!
Ишгар обхватил Моргота хвостом, шипы впились в тело. В глазах дракона пылала ярость:
– Глупец! Хоть ты был сотворен одним из первых, могучим и грубым, мудрости на тебя у Создателя не хватило. Ты был в Эдеме в день сотворения? Ты видел картины, нарисованные Высшим? Или ты вник в назначение этой «бренной плоти»? Да каждый из людей может стать подобным Высшему, равным по силе Теграмтону. Зачем нужны архангелы и духи, если один обновленный человечишко может перебить половину бездны?
Падший молчал. Отрекшийся, как и остальные темные, во время бунта утерял способность признавать свои ошибки – мог только злиться, что не поступил где-то хитрее, жестче, подлее.
Глаза Ишгара метали искры, пасть оскалилась, обнажив ряды острых клыков:
– Ты был проклят Единым. Отныне ты проклят и мною. Я обрекаю тебя, темного демона, правителя Еннома на вечное скитание в мире людей.
Тело Моргота опутали чёрные путы. Огневик ярился, сыпал искрами, на морде от напряжения вспухли вены, видно, как мощное сердце толкает кипящую кровь. Верховный молчаливо усмехнулся. В мире плоти падший слаб. Когда оковы падут, он будет в мире людей. Его ментальные силы не смогут ощутить царство темных, а пройти через мир, созданный первоискрой, демон не решится. Пленника объяло чадом, мокрый пепел слеплялся в комки, намертво приклеивался к серой шкуре. Через некоторое время, уже похожая на глиняный ком масса, бесшумно исчезла вдали.
Возле Ишгара зазеленело облако. В тумане возник Голлиос. В этот раз демон избрал форму ящера. Фиолетовые глаза с почтением смотрели на дракона:
– Хозяин, Вы закинули Моргота в мир людей?
Верховный не обращал внимания на приспешника, светящиеся злобой глаза ещё смотрели вслед улетевшему кому:
– Да. Моргот – бунтарь. Такой же, как и ты. Как и все мы. Но он осмелился показать свою природу передо мной, открыто возразить, поставить под сомнение мои пути. Пусть охладится в этом слякотном мирке. От присутствия темного в обиталище человечишек не станет приятнее, а мне хаос среди людского рода пригодиться.
Среди бушующего моря покачивался остров Диптрена. По поверхности скользили темно-зеленые разряды, то и дело с неба обрушивалась ветвистая молния. Струи дождя хлестали нещадно, раскаты грома разрывали пространство треском. Демоны становились прозрачнее, пока не исчезли, полностью перейдя в духовное пространство.
В небольшой деревеньке Саузри темную гору обходили стороной. Старцы рассказывали легенду о том, как три сотни лет назад на цветущую долину с неба упал огромный черный камень. Удар был настолько мощен, что земные плиты сдвинулись, и на том месте выросла скала. На несколько миль погибло все живое. Несколько месяцев людям слышались леденящие душу вопли. Собаки испуганно выли, кони ржали, у коров пропадало молоко. Люди, не выдерживая пытки, сходили с ума, покидали деревню, стремясь обжиться в другом месте. Когда ставшее малочисленным (с двух сотен семей осталось семнадцать) селение объявило сбор и решили уходить, вопли неожиданно прекратились. Жители обрадовались несказанно, устроили хороводы с празднеством, жгли чучел и хвалили богов за проявленную милость. Старейшины настрого наказали ходить к горе, чтобы не растревожить задремавших наконец-то духов.
Легенда обрастала новыми слухами и историями. Отцы рассказывали детям о скрытых в горе сокровищах и охраняющих их демонах, об узниках в катакомбах. Ходила из уст в уста и история о древнем воине, мощь которого была столь велика, что он дерзнул воевать с богами. Те, восхищаясь доблестью человека, подарили ему вечную жизнь, но в наказание заключили воина в древний артефакт и свергли его с небес. Этот-то камень и вспахал долину, образовав гору. А дух паладина с тех пор охраняет земли Саузри.
Маленький Корво, как обычно, играл с ребятами в небольшом ольшанике. Мальчишки перетягивали бечеву, забирались на спор на деревца, боролись. Хоть мальцу только стукнуло шесть, а друзьям по десять, парнишка не уступал ни в силе, ни в ловкости. С рождения повивальные бабки предсказывали, что ребенок будет особенным. И правда, малец крепок, особенно руки. Крохотные ладони с легкостью сминали твердые шишки, когда хватал пса Тошку за хвост, тот жалобно скулил, а в полтора года задушил прокравшегося к яслям барсука.